СОВРЕМЕННЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯДаже при самом поверхностном анализе современного положения в мире, бросается в глаза глубокое противоречие между двумя предоминирующими в нем тенденциями. С одной стороны, на лицо несомненная консолидация нового мирового порядка, выражающаяся главным образом в установлении моноимперской глобальной гегемонии, как идеологического, так и геополитического порядка. Но, с другой стороны, одновременно в мире учащаются в последнее время не менее несомненные признаки глубокого и многопланового политического кризиса. Внешние проявления этого кризиса можно свести в три большие группы: повсеместная реакция против монопольного засилия партий и партийных аппаратов в политической жизни отдельных стран; крупные общественно-политические беспорядки и конфликты в некоторых странах; увлечение Формальными реформами писаных конституций, с иллюзией, что эти реформы станут панацеей для разрешения серьезных политических, экономических и даже экологических проблем. Когда в Перу был выбран конституционным президентом инженер агроном Фужимори, не имевший за собой никакого партийного аппарата, вся мировая политическая печать обратила внимание не только на это обстоятельство, но также и на то, что его соперником на выборах был другой беспартийный кандидат и политический "аутсайдер", известный писатель Варгас Льоса. Еще до этого, в Бразилии был выбран президентом Коллор де Мело, не являвшийся ставленником партийных номенклатур, хотя и занимавшийся до этого политикой на местном уровне. В Аргентине, президент Карлос Менем тоже не был ставленником и кандидатом в президенты партийного аппарата своей партии, хотя он и является партийным политиком. А когда он пришел к власти, он не только стал назначать беспартийных специалистов на ответственные государственные должности (как, например, министра экономики Доминго Кавалло), но и стал выдвигать на всех провинциальных выборах беспартийных кандидатов. Сам Менем объясняет это просто: он хочет, чтобы его люди побеждали на выборах, а выборы сегодня легче выиграть не будучи профессиональным партаппаратчиком. Даже в США, являющихся традиционным оплотом двухпартийной системы, выдвижение беспартийного кандидата Перо на прошлых выборах тоже подтверждает наличие этой тенденции. Автор этих строк был в Венесуэле на 13-ом Кадетском съезде как раз во время неудавшейся там революции в феврале 1992 года. Еще до революции, ничего даже не предполагая, проезжая на автомобиле через город Каракас, я высказал мнение, что — судя по количеству ужасных нищенских жилищ вокруг города и в самом городе — местные политики не умеют разрешать реальные проблемы своей страны. Мне стали говорить, что они, мол, ничем другим кроме коррупции и шарлатанства и не хотят заниматься. Но ведь дело-то в том и заключается, что они кроме этого ничем другим и не умеют заниматься. А когда во время Съезда, происходившего в изолированном клубе на берегу моря, в двух часах езды от Каракаса, мы — понимающие по испански —вдруг узнали от служащих клуба, что радио возвещает "революцию", я решил сделать социологический опрос, что они думают на этот счет. Первое, что я узнал: они не хотят ничего говорить, тем более с "грингом", то есть с "некреолом". Второе, что я узнал (когда мне удалось преодолеть этот психологический барьер): все они поддерживают "революцию", просто потому, что ее не возглавляют профессиональные политики. Согласно словам этих простых людей, все партийные политики доказали на практике, что они не в состоянии разрешить ни одной из трех страшных реальных проблем в их жизни: безработица, нищета и отсутствие человеческого жилища. Поэтому, им нечего терять, может быть военные что-то смогут сделать, заявляли они. Потом, уже вернувшись в Буэнос-Айрес, мне стала известна статистика: за последних шесть месяцев, около 60 процентов жителей большого Каракаса подверглось в том или ином виде ограблению. Это уже четвертая проблема: отсутствие безопасности. Одновременно, серьезные газеты стали объяснять, что правосудие в Венесуэле находится в руках "судебной мафии". Не только за каждый приговор, но и за каждое судебное ходатайство надо платить установленную сумму, которая затем распределяется между судебным персоналом, начиная от судебных привратников и кончая самими "судьями". (Никак не могу написать в данном случае это слово без кавычек. Мой отец был земским судьей в Виленской Губернии, в царское время.) После роспуска перуанского парламента и значительной части перуанской "судебной власти" президентом Фужимори, стало известно, что в Перу процветала аналогичная "судебная" система. Известный североамериканский киноартист мексиканского происхождения Антони Квин (сам он себя называет по мексикански "Антонио"), прибывший на днях в Буэнос-Айрес, заявил, что он в детстве жил в тех кварталах в Лос-Анжелосе, где недавно вспыхнули крупные беспорядки. "Тогда, там было тоже очень плохо, но сегодня там еще хуже", заявил он. Значит, там реальные проблемы тоже не были разрешены. Или же, предпринимались попытки разрешения в неправильном направлении? В связи с этим, невольно вспомнилась Фраза из одной недавней (до беспорядков) статьи в "Нашей Стране": "Что сделали американские либералы с опекаемыми ими чернокожими! Они целиком разложили их семьи, убедили отцов, что они отнюдь не обязаны содержать и воспитывать своих детей, поставили женщин в унизительное положение, проповедуя свободную любовь, и превратили значительную часть черной молодежи в преступников, причем первой причиной смерти чернокожих в возрасте от 15 до 25 лет является убийство". (Юрий Мейер. "Неужели дождались?". "Наша Страна" номер 2173, от 28 марта 1992 года). Для разрешения подобных проблем, в некоторых странах предлагаются конституционные реформы. Иногда эти реформы преследуют в первую очередь экономические цели. Например, в прошлом году мировая печать сообщила, что некоторые представители Международного валютного Фонда требуют конституционную реформу в Бразилии, без каковой в ней якобы невозможно провести экономические меры, необходимые для ее выхода из хронического экономического кризиса. Также и во Франции невидимому нужно будет провести конституционную реформу, для того чтобы она могла полностью включится в новый порядок в Европейском Содружестве. В Аргентине тоже не прекращаются дискуссии об конституционной реформе, начавшиеся еще во времена правительства Альфонсина, желавшего устранить конституционное запрещение перевыборов президента. Президент Менем по-видимому преследует ту же цель, но, оказывается, что теперь приверженцы Альфонсина уже против этого. Однако, аргентинская конституция 1853 года, являющаяся хронологически третьей в мире по старшинству, ничем не препятствует свободному хозяйству, так как в ней ничего не говорится о так называемом "наплавляемом хозяйстве", что сильно облегчает экономическое возрождение страны. (Направляемое хозяйство стало вводится в Аргентине сразу после Второй Мировой войны, под влиянием Фашистской и социалистической идеологий, рядом парламентских законов и президентских декретов, наперекор букве и духу ее конституции). Самым впечатляющим примером конституционно-перестроечных настроений сегодня является Италия. Ее предыдущий президент Франческо Коссига подал в отставку за два месяца до истечения своего срока, как последний протест против существующих конституционных порядков. Коссига считает, что Итальянская Республика должна ввести президентскую систему правления. С трудом избранный его преемник Оскар Луиджи Скальфаро однако, заявил, что он сторонник полновластного парламента, а не президентской системы, хотя и считает, что в Италии необходимы "глубокие политические реформы", ибо, "для того, чтобы заниматься политикой, недостаточно иметь преступное прошлое". Предыдущий президент Коссига заявил, что выборы Скальфаро являются "пощечиной". Скальфаро был выбран коалицией христианских демократов, социалистов, коммунистов и либералов, лишь после шестнадцати голосований в парламенте, продолжавшихся одиннадцать дней, и после террористического акта, когда взрывом целой тонны динамита был убит известный итальянский судья Джиованни Фальконе, возглавлявший борьбу с мафией. (Таким же способом был убит в свое время и назначенный генералом Франко его преемник адмирал Карреро Бланко). Исходя из политической действительности в мире, частично набросанной выше, становится очевидным, что в современных политических структурах имеются существенные недостатки. Однако, несмотря на это, именно эти структуры и являются предметом усиленной консолидации в новом глобальном мировом порядке. Также очевидно, что именно эти окостенелые политические структуры являются препятствием для настоящего политического прогресса в мире. Чем же это вызвано? Главным образом тремя группами причин, которые можно вкратце сформулировать следующим образом:
Ярким примером такой политической дезориентации является непонимание самой сути политического строя называемого "республикой". Если предыдущий президент итальянской республики считает необходимым введение президентского строя для спасения республики, его теперешний заместитель считает, что республику может спасти только парламент. Нельзя забывать, что республика зародилась именно в Италии. В римской республике вообще не было никакого парламента, а был совет старейшин, состоящий из пожизненных членов. (Слова "сенат", "сенатор" происходят от senex, старец). Парламент же монархическое, а не республиканское учреждение, созданное в 13 веке во Франции и Англии, через две тысячи лет после римского сената. Само его название (буквально "говорильня") говорит не об управлении, а о "говорении", то есть о высказывании разных мнений перед управляющим монархом и его правительством. (В начале, главным образом для одобрения правительственных решений о необходимости сбора налогов). Правда, сегодня итальянцы называют свой парламент "зрелищем", "ло спетакколо", и не только потому, что выбранная в него порнозвезда Чичолина обнажала в нем свои груди. Из всего вышесказанного ясно, что политический прогресс в современном
мире невозможен без предварительного прогресса в области политической
теории и политической науки вообще. Читайте следующую главу |