Николай ШАХМАГОНОВ


ТОЧКА НЕВОЗВРАТА
Глава десятая

 

Роман
"Офицерский СоборЪ"
Москва, 2012 год

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава первая. «ВОСКРЕСШИЙ» НА МИТИНГЕ
Глава вторая. ШАГИ К ТОЧКЕ НЕВОЗВРАТА
Глава третья. «КЛЕВЕЩИ, КЛЕВЕЩИ – ЧТО-НИБУДЬ ДА ОСТЕНЕТСЯ»
Глава четвёртая. ВСТРЕЧИ С «ВОСКРЕСШИМИ»
Глава пятая. ЕЩЁ ТРИ ШАГА К ТОЧКЕ НЕВОЗВРАТА
Глава шестая. И СНОВА «КАЗНЬ ЕГИПЕТСКАЯ»
Глава седьмая. ОТЕЦ И СЫН
Глава восьмая. «РОССИЯ ДОЛЖНА БЫТЬ СИЛЬНОЙ…»
Глава девятая. «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС!..»
Глава десятая. ИЗ «ОКТЯБРЯ» В ОРАНЖЕВОЕ БОЛОТО

"Видя зло, ты возмущаешься, содрогаешься и легко мысленно обвиняешь власть за то, что она сразу не уничтожила это зло и на его развалинах не поспешила воздвигнуть здание всеобщего блага. Знай, что критика легка и что искусство трудно: для глубокой реформы, которую Россия требует, мало одной воли монарха, как бы он ни был твёрд и силён, ему нужно содействие людей и времени. Нужно объединение всех высших и духовных сил государства в одной великой передовой идее; нужно соединение всех усилий и рвений в одном похвальном стремлении к поднятию самосознания в народе и чувства чести в обществе. Пусть все благонамеренные, способные люди объединятся вокруг меня, пусть с меня уверуют, пусть самоотверженно и мирно идут туда, куда я поведу их, и гидра будет побеждена! Гангрена, разъедающая Россию, исчезнет! Ибо только в общих усилиях - победа, в согласии благородных сердец - спасение". Как актуальны эти слова! Если бы не упоминание о монархе, их можно было бы отнести к сегодняшнему времени. Но на самом деле этот отрывок взят из беседы Николая Первого и Александра Сергеевича Пушкина в 1826 году, беседы, записанной другом поэта Струмынским тотчас после возвращения Пушкина из Чудова монастыря, где он и встречался с Государём. Давайте же обратим эти слова в сегодняшний день и посмотрим, а всё ли сделал каждый из нас, чтобы победить зло. Одни словом, пусть каждый спросит себя: "Чем я помог Верховной власти повернуть Россию на путь возрождения?" Пока же мы видим вокруг себя одних болтунов, пальцем о палец не ударивших во имя России, ибо честных тружеников, отдающих все свои силы Отечеству, на трибунах "оранжевых" митингов встретить невозможно!
И в этом нам поможет новый роман члена Союза писателей России Николая Шахмагонова, автора многих книг по Русской истории, в числе которых "Светлейший Князь Потемкин и Екатерина Великая в любви, супружестве, государственной деятельности" (серия "Русские Витязи"), "1812 год. Новые факты наполеоновских войск и разгром Наполеона в России" (серия "Русские Витязи"), "Самодержавие Андрея Боголюбскиго", "Иоанн Грозный - Царь "последние времён"?", "Витязь Самодержавия Император Николай Первый", "Цареубийство Павла Первого и тайна Александра (?) Благословенного", "Тайны Царской Династии", "Гений, чтобы царствовать. (Истоки, эволюция и перспективы государственной власти в России", а также романов "Офицеры России. Путь к Истине", "Судьба Советского Офицера", "Постижение Любви", "Огонь Очищения", "Подсказка Создателя" и многих других.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ИЗ «ОКТЯБРЯ» В ОРАНЖЕВОЕ БОЛОТО

В мире не бывает случайностей, и вовсе не случайно, что оранжевая оппозиция оказалась на пути от Октябрьской площади к площади Болотной. Символика названий всегда прорывалась в поворотные моменты истории, хотя не все и не сразу обращали на неё внимания.

На обратном пути из санатория Теремрин, слушая сообщения о прошедших в Москве митингах, в душе приравнивал их к фронтовым сводкам. Так и хотелось громогласно объявить: "В последний час. Провал оранжевого наступления на Россию. Победа Державной Государственности над деструктивными силами, управляемыми из-за океана".

Неожиданно вспомнил он и о Синеусове. Масленников собирался ехать на площадь Сахарова, чтобы повидаться с ним.

Теремрин после встречи с Синеусовым рассказал о ней Сергею Гостомыслову. Тот обещал выяснить, что к чему и вскоре рассказал. Всё под контролем. Все эти небольшие группы, подготовленные к дестабилизации обстановки, давно обнаружены и теперь идёт подготовка к их захвату. Но когда случится этот захват, Гостомыслов не знал, ибо занимался совершенно другими вопросами, поскольку служил в другом управлении. Просил не волноваться и не встревать в эти дела.

Не знал Теремрин и о том, что в канун митингов, под вечер зимнего морозного дня Синеусова вызвали на совещание. Он уже давно пользовался значительно большим доверием, нежели те, кто попал в банду позднее него

- Операция назначена на завтра! - сказал представитель наиболее радикальной части оппозиции, хоть и нечасто появлявшийся в их убежище, но, по-видимому, тесно связанный с бандформированиями. - Сегодня получаете обмундирование, подгоняете, чтоб быть похожими на полицейских.

Синеусов спустился на нижний уровень огромного коттеджа, объявил группе, которая переходила в его подчинение, о том, что необходимо получить и подогнать обмундирование.

Подумать было о чём. Он так и не смог связаться с Масленниковым и сообщить о планах бандформирования, в которое входил, и которое подчинялось радикальному крылу оппозиции. Ему было хорошо известно, как всё происходило в одной из африканских стран, как направляли на митинги и демонстрации провокаторов, как эти провокаторы устраивали разбой, подавая пример наэлектризованной и зачастую накаченной наркотиками толпе. Он знал, что оппозиция в той стране искусственно возбудила "народное" недовольство, и отморозки, представлявшие народ, всё устроили в лучшем антигосударственном виде.

Ну а когда вынудили власти дать отпор буйству "народа", тут же попросили помощи во имя спасения народа, (уже без кавычек), и тут же на голову этого народа посыпались бомбы. Натовские лётчики бомбили мирное население, потому что поначалу бомбить военные объекты было опасно - потери в авиации большие. Но ему не было известно, что планируют после их акции руководители оппозиции в России. Он помнил, как готовили развал СССР. Помнил, какие изощрённые провокации применялись на митингах, общаясь с командой Стрихнина, не раз слышал, как там обсуждали самые гнусные и коварные планы. Как плотоядно горели глаза у той оппозиции, которая была завязана на всё те же заокеанские спецслужбы, на которые замыкались и прежде и наверняка теперь были завязаны все так называемые народные революционеры!

Впрочем, тогда ему было безразлично, что станет с той страной, где народ настолько обезумел и поглупел, что главу государства, обеспечившего высокий жизненный уровень населения, обвинил во всех грехах, которые только можно выдумать и сверг ради неведомых целей. А потом оказался в нищете. Но он до сих пор с болью вспоминал, как обнищали народные массы в эпоху ельЦИНИЗМА. А ведь во время перестройки "перестройщики" только и твердили о том, что когда в стране будет много богатых, то и бедных не останется совсем. Он помнил, что в первые годы ельЦИНИЗМА его не покидало беспокойство за будущее своей семьи, своих детей.

Он с особым чувством думал теперь об Ирине, которая не бросила его детей, а занималась как со своими. Вот ведь, даже в Тверь возила, чтобы определить в суворовское училище. И определила с помощью Теремрина. По поведению Теремрина он догадался, что у них с Ириной возобновились отношения именно там, в Твери и что Теремрин опекал его, Синеусова, детей, полагая, что они остались без отца… А если бы не Ирина, они бы вообще остались круглыми сиротами.

"Там", в горах, где была база, в которую он попал, и выход из которой был закрыт для него, он гнал подобные мысли. О чём он думал, на что надеялся? Было вполне понятно, что живым его не отпустят. Он просто гнал от себя мысли, надеясь на то, что как-то всё само по себе образуется. Когда повезли в Москву, появилась надежда сбежать, но он тут же и отмёл все мысли о побеге, понимая, что очень сложно будет объяснить, где и при каких обстоятельствах провёл он долгие годы и чем занимался на протяжении стольких лет.

Он понимал, что становится участником каких-то событий, которые можно сравнить едва ли не с путчем.

Вскоре поступил приказ всем облачиться в форму полиции. Через час устроили нечто вроде смотра. Затем каждому раздали документы, и никто не ведал, что документы, хоть и выглядели внушительно, были обычной липой. Любой опытный полицейский мог заметить неладное и на всякий случай устроить проверку. Имена у всех были вымышленными, даже Синеусов уже перестал быть Быстровым. Его сделали Соловьёвым, уроженцем одного из небольших районных городков России, приехавшим служить в столицу. Они же не знали, что он никакой не Быстров.

Наконец, все подготовительные мероприятия были завершены. На следующий день предстоял окончательный инструктаж, уточнение сигналов взаимодействия и в путь.

Выехали ранним утром. Грузовая газель везла всю группу. Синеусов сидел в плотно закрытом кузове. Даже примерно представить себе, где находится их база, он не мог.

Ехали долго. Наконец, машина остановилась. Некоторое время было тихо, затем откуда-то донесся шум громкоговорителей. Но их так и не выпускали из автомобиля. А через некоторое время вновь заработал двигатель, и машина тронулась с места. Синеусов не мог понять в чём дело. Ехали долго, наконец, машина остановилась... Синеусова вызвали, назвав по новой фамилии. Он ступил на землю, дверь за ним плотно закрыли и заперли.

Один из тех, кто командовал группой на базе, пригласил его в иномарку, которая стояла перед газелью на неширокой лесной дороге и с досадой проговорил:

- На митинге оказалась горстка людей. Акция наша была бы бессмысленной. Получено новое задание. Будем готовить специальные группы для вбрасывания бюллетеней за Путина…

- За Путина? - удивился Синеусов, не поверив своим ушам.

- Да, в этом весь смысл. Бюллетени будут, конечно, большей частью фальшивые, ибо настоящих вряд ли удастся раздобыть. Но иностранные корреспонденты зафиксируют такой подлог, и оппозиция начнёт оспаривать честность выборов. Тебе понятно?

- Да, конечно.

- Тебе понятно, какое оказывается доверие, именно тебе? Садись с водителем. Далее едешь за старшего. Водитель знает, куда ехать. Нужно будет попробовать ещё завербовать людей. Может, и твои знакомые с митингов пригодятся. Платить будем хорошо.

Синеусов был крайне удивлён, что рассказывают ему всё это здесь, на дороге, а не на базе. Словно прочитав его мысли, ему пояснили:

- Некоторое время мы не будем появляться на базе. Для конспирации. Там есть люди, которые будут следить за вами. Ты же назначаешься старшим! Теперь вперёд. Я еду следом. И не волнуйся, на маршруте всё схвачено.

Синеусов сел рядом с водителем.

Он понял, что главари просто страхуются. Видимо, появились у них какие-то сомнения. Понял и то, что если группу возьмут по пути, то ничего толком от неё не добьются. Они выехали на шоссе, но на шоссе, хоть и ведущее от Москвы, явно не основное, связывающее с одним из областных городов. Это было шоссе неширокое, типа Пятницкого, Рогачевского или Егорьевского. Какое шоссе, Синеусов как ни силился, определить не мог. Таких дорог, ведущих в Москву, было немало.

Он не ожидал такого поворота дела. Ему доверили ехать во главе группы. Правда рядом был водитель, которого конечно же проинструктировали, возможно даже вооружили и что-либо предпринять Синеусов просто не мог. К тому же иномарка с главарями шла следом, хоть и на приличном удалении. На заднем сиденье джипа, когда туда пригласили Синеусова, сидели два бугая, явно вооружённые.

Что было делать? Продолжать выполнение преступных планов? Планов, направленных против России, а значит, против его сыновей, против Ирины? Продолжать до тех пор, пока не вынудят совершить преступление? Может быть о бюллетенях сказано лишь для отвода глаз - мол, не волнуйтесь, заниматься будете бумажками. А может и нет… "Но какое же изуверство? Какая же мерзость. Не нытьём так катаньем!"

Он вспомнил, как, попавшись в руки бандитам, и не чувствуя в себе достаточно сил сопротивляться им, в случае пыток, сумел взорвать автомобиль… Но теперь такой возможности не было.

Навстречу шли большегрузные автомобили. Но дорога была скользкой, а потому скорости невелики. Выхватить руль у водителя и под такой вот автопоезд! Но где гарантия, что таким путём группа будет уничтожена. Как получится, а то вообще отделаются ушибами, ну а уж ему самому точно придётся проститься с жизнью и, следовательно, с попыткой реабилитировать себя.

Неожиданно дорога сделала крутой поворот, пошла на спуск и впереди замаячил мост через реку, едва замёрзшую, видимо, из-за того, что где-то выше по течению были какие-то предприятия, сбрасывающие в неё тёплую воду.

Машина не снижала скорости. Синеусов как можно равнодушнее посмотрел в окно, потянулся, словно решил устроиться подремать, а когда до моста оставалось совсем немного, внезапно рванулся к водителю, вырвал руль и резко повернул его вправо…

Машина пробила ограждение и полетела вниз кабиной вперёд. Треснул лёд. Синеусов услышал крик водителя, пытавшегося вырваться из кабины, и подумал: была бы река поглубже, чтоб не выбрался никто.

И газель действительно полностью ушла под воду, да так, что водители проезжавших мимо автомобилей, не видевшие самого падения, не заметили ничего особенного.

А на следующий день к Теремрин заехал в гости Серёжа Гостомыслов.

- Ну что, Дмитрий Николаевич, всего рассказать не могу. Операция проведена. Какие-то группы обезврежены, какие-то оставлены, для установления связей. К примеру, группу, в которой был Синеусов, трогать не стали, потому что она ехала на площадь Сахарова, где митингующих практически не было. Ну а на обратном пути Синеусов всё-таки успел отличиться.

- То есть? Сдал группу?

- Уничтожил!

- Да что ты говоришь?!

- Стало известно, что лишь главари вернулись назад, на базу и стали готовиться к побегу. Пришлось их там взять. Но где же сама группа? И тут доложили, что в больницу доставили водителя свалившегося с моста в воду автомобиля. Он выбрался на лёд и потерял сознание. Замерзал. Ну, в больнице, конечно, отогрели, а он был так напуган, что заговорил почти сразу. Ну и рассказал всё то, что мы уже знали, кроме одного момента. Он рассказал, что сидевший рядом с ним старший вырвал у него руль и направил машину в реку. По описанию этого старшего мы поняли, что это как раз и был Синеусов…

- Выходит, уничтожил бандитов ценою своей жизни, - сделал вывод Теремрин. - Ну что ж, вину свою искупил.

- Да, он пошёл на то, чтобы погибнуть, но ликвидировать банду… Однако…

- Что ещё?

- Газель подняли. Она была набита телами бандитов, запертых в железном кузове. Но Синеусова не нашли. В кузове его быть не могло. Он должен был быть в кабине, но кабина оказалась пустой. Водитель, естественно, ничего сказать по этому поводу не мог. Себя спасал.

- Значит, утонул? - спросил Теремрин.

- В таких случаях говорят: пропал без вести, - уточнил Гостомыслов.

- И это мероприятие закончилось в болоте, - резюмировал Теремрин. - Хотя, если признаться, мне немножко жаль Синеусова. Не совсем пропащий человек.

- Да уж, - согласился Гостомыслов. - На болотной было болото и похуже.