В гавани Бременхафен нас погрузили на американский транспорт “General Black”. Это было судно в 18 000 тон типа “Либерти”, которых американцы построили большое количество для перевозки военных частей и груза во время Второй Мировой Войны.
Наша группа в количестве около 600 человек была вторым транспортом эмигрантов в Чили. Большинство эмигрантов были русские. Среди них была группа и кадет и русских скаут-разведчиков. В этой группе был доктор Олег Минаев, наш скаутмастер из Парша. Из кадет были Борис Миллер, Борис Гаузен и братья Ульянцевы.
Так как я работал при IRO (International Refugee Organization), меня назначили официальным переводчиком на корабле и дали первое задание - приготовить картотеку и распределить обязанности среди руководителей на случай чрезвычайных обстоятельств. Работал я в каюте-канцелярии старшего офицера на переднем мостике и начал печатать на машинке именные карточки для картотеки. К сожалению, закончить это задание мне не удалось. Как только мы вышли в море и особенно, когда вошли в Английский Канал, начало сильно качать и я заболел морской болезнью. Старший офицер меня больше не видел, пока мы не вошли в Панамский Канал. Правда несколько раз на очень короткий срок, когда погода утихала, удавалось полюбоваться морской природой и даже посмотреть фильм на верхней палубе. Иногда недалеко от нас проходил встречный ярко освещённый корабль. Часто нас сопровождала стая дельфинов, которым кухонная прислуга выбрасывала остатки еды, которой оставалось большое количества, так как у многих, в том числе и у меня, не было желания есть. Часто подходили наши пассажиры к борту, жертвы морской качки, и отдавали “дань” океану. Один из наших пассажиров даже потерял свою вставную челюсть, забыв её вынуть. Женя также заболела морской болезнью и мы почти всё время просидели на нижней палубе, на скамейке, накрывшись одеялом. В каюте было душно, воздух был тяжёлым и поэтому тянуло к рвоте, особенно в каюте мужчин, которая была на носу корабля.
Дней через десять, вдали показалась земля. Появились чайки, приветствуя нас своим особым пронзительным криком. Вошли в бухту при входе в Панамский Канал. Встали в очередь. Через некоторое время, маленькие тягачи по каждой стороне шлюза затянули нас в него. Было очень интересно наблюдать за всей этой процедурой и быстротой выполнения её. Когда корабль был полностью в шлюзе, сзади закрывались большие ворота и поднимали или опускали уровень воды. Таким образом прошли несколько шлюзов. Кругом были тропические леса. Были видны много пальм с большими кистями бананов. Из леса раздавался разновидный звук разных птиц. Лес кишел ими. Выходя из одного шлюза, нас вдруг застал тропический дождь. В течении десяти минут мы шли через дождевую занавесь. Дождь был очень приятный и некоторые пассажиры с удовольствием стояли и мокли под ним. Дождь также неожиданно прекратился, как и начался. И воздух заполнился свежестью и зарядился новой энергией. Плавный шум деревьев и шум разбиваемой судном волны тоже повеселел. Также усилился и крик птиц, который доносился из тропического леса. И так мы вышли в конечный порт Панамского канала, который находился на Тихом океане.
Взяли курс на юг и вскоре прошли экватор. Опять корабль закачало и мы опять начали болеть морской болезнью. Через несколько дней зашли в перуанский порт Callao. Кайао это довольно маленький грязный порт и мы простояли в нём всего несколько часов. Снялись с якоря и направились в порт нашего конечного назначения - Вальпараисо.
Корабль идёт вдоль чилийского берега. Вдали виден горный рельеф берега. Через несколько дней курс немного изменён и мы приближаемся к Вальпараисо. Становимся у причала. Начинают разгружать наш багаж. Стоит довольно жаркий день. Когда закончили разгрузку багажа, начали разгружать и пассажиров. Провели нас, под конвоем чилийских полицейских (carabineros), к поезду. Когда я сошёл с корабля, у меня началась сильная головная боль, что то вроде морской болезни. Говорят, что это бывает часто у тех кто страдает морской болезнью, когда они после продолжительного морского пути, сходят на сушу.
Поезд шёл довольно медленно, так как все время поднимались в гору. Кругом открывался красивый пейзаж. Везде растут кактусы, довольно больших размеров, до 3-4-х метров высоты. Между прочим с них снимают фрукты, которых я до этого не видел. Их много продают на базарах.
Через несколько часов приехали на главную станцию чилийской столицы Сантьяго. Население Чили насчитывалось в 1948 году около 4-х миллионов жителей. Около половина всего населения жили в районе столицы. Более богатые жили ближе к центру, где были роскошные здания. Менее богатые - дальше от центра в маленьких домиках, а бедные жили на окраине в шалашах, в которых отсутствовал водопровод и канализация, а иногда и электричество. Хотя Сантьяго и стоит сравнительно высоко в горах, климат здесь довольно мягкий. Снег выпадает зимой очень редко. В Чили находится в южном полушарии, сезоны здесь противоположные чем в Европе. Хотя из Европы мы выехали осенью, в Чили приехали весной.
На железнодорожной станции нас пересадили на автобусы и отправили на главный футбольный стадион, где разместили нас по большим спальням, разделив мужчин и женщин, на втором этаже стадиона. Здесь мы отбыли карантин за колючей проволокой. Нам выдали документы и по 200 долларов на человека.
Возобновили контакт с нашими знакомыми, приехавшими в Чили первым транспортом. Начали через них и администрацию искать работу. Мне предложили ещё во время пребывания на стадионе работу ночью - натирать паркетные полы в зале гостиницы. В этих залах обыкновенно справлялись свадьбы и торжественные обеды. Мне приходилось нелегально перебираться через колючую проволоку и на трамвае добираться в центр. К семи часам утра возвращался обратно на стадион, пробираясь через колючую проволоку. Хотя нас охраняли карабинеры, но они к нам не придирались и смотрели на всё сквозь пальцы.
Постепенно эмигранты стали разъезжаться, получив работу. Получил предложение и мой отец от русского эмигранта Шипина, который жил в Чили уже довольно долго. У него было имение в километров 700 на юг, в районе Лос Анхелеса. Сам Шипин жил в городе Консепсион, который находился около 600 километров на юг. У него была кондитерская на главной площади Консепсиона. Папу пригласили быть заведующим имением. Вскоре вся наша семья уехала, кроме меня с Женей и Анны Иосифовны. Также осталась в Сантьяго и тётя Валя с Ирой. Остался и наш “глава семейства”.
Я же получил приглашение от одного русского инженера-электрика Шидловского, который приехал с нами в транспорте и получил работу на фабрике велосипедов, металлической мебели и электрических моторов. Компания эта называлась “Компания Индустриас Чиленас” или под сокращённым именем “CIC”. Находилась она рядом с большим парком, у которого также расположилось военная академия. Моя начальная работа заключалась в переводе с английского на русский язык справочников, инструкций и чертежей установки дуговой печи и электрической подстанции. Компания “CIC” купила эту установку в США. Сама дуговая печь была фирмы “WHITING”, а автоматический контроль и подстанция - фирмы ”Westinghouse”.
Я поступил на вечерние курсы электротехники при университете Чили (Universidad de Chile). Переводами на работе я занимался месяца два. Приобрёв минимальные знания по электротехнике, Шидловский мне предложил перейти на постоянную работу к нему электриком и помочь ему установить дуговую печь и подстанцию. Так как бетонные работы для печи и подстанции ещё закончены не были, и начинать установку ещё было преждевременно, мне президент компании предложил временно работать с электролитными ваннами, в которых покрывали стальные трубы никелем и хромом. Эти трубы шли на производство велосипедов и металлической мебели. Моё химическое образование коё в чём помогало на этой работе и я немного улучшил процесс покрытия труб медью, никелем и хромом.
Мы сняли маленький домик в квартале от площади “Лос Гиндос”, и нам наконец удалось справить медовый месяц. Мне даже удалось на нашей фабрике купить кровати по скидке. На работу ездил на автобусе, что занимало около получаса в одну сторону. Женя забеременела и переносила беременность очень плохо. Её постоянно рвало, что было даже хуже морской болезни. Через несколько месяцев, дядя Бориса Миллера предложил нам переехать в их дом, который они только что купили, и куда уже переехал наш русский доктор, к которому ходила Женя. Мы переехали на второй этаж этого довольно большого дома, где образовался “русский колхоз”. Мы друг другу помогали чем могли, что значительно облегчало нашу начальную жизнь в Чили.
На работе закончили установку дуговой печи и ждали подключении электрической сети на подстанцию. Этот процесс почему то сильно затянулся, и меня с этой работы уволили, хотя я без дел не сидел, заменяя электрика завода. Эта практика мне очень помогла найти следующую работу. Мне, конечно, повезло, так как в газете я увидел объявление, в котором требовались электрики со знанием английского языка для монтажа оборудования на новостроящимся сталелитейном заводе около города Консепсион. Я пошёл на интервью и меня приняли на работу с гораздо большей ставкой чем на моей прежней работе. Мне дали пару дней на сборы и отправили на поезде в порт Талкауано. Я выехал с главного вокзала Сантъяго вечером часов в восемь и утром, на следующий день, приехал в Талкауано. На вокзале меня встретил помощник начальника электрического цеха Митчель и отвёз в барачный лагерь, который стоял у самого завода. В бараке мне отвели комнату. Рядом с лагерем, за проволочным заводом стояла уже построенная доменная печь и коксовый завод. Дальше стояли трубный, прокатные и механический цехи, где впоследствии была основана электрическая лаборатория. Завод расположился на заливе Тихого океана. Почва была песчаная, засеянная дюнами. Рядом с коксовым заводом и доменной печи была пристань, к которой приставали нагруженные корабли с углём и железной рудой.
Через несколько дней я узнал, что у нас родилась дочка-- Людмила. Она родилась в тот же вечер, когда я уезжал на завод. Роды принимала мать Жени - Анна Иосифовна.
Меня определили в монтажную команду и дали под моё руководство около двенадцати электриков. Первой задачей была установить машинный зал с подстанцией в листопрокатном цехе. В этом зале стоял генератор на 250 вольт постоянного тока, который приводился в движение синхронным мотором. Постоянный ток был нужен для кранов, которые ходили по цеху по стальным балкам, расположенных под крышей цеха. В этом машинном зале также помещалась вся автоматика прокатных станов. Моя задача была подсоединить все панели подстанции и автоматического контроля - контрольным кабелем. Выдали массу чертежей и инструкций на английском языке, и указали на группу больших ящиков, в которых было упаковано всё необходимое оборудованиё. Такое задание для меня было сюрпризом, так как мне было всего 21 год, и я не ожидал такой ответственности. Откровенно говоря я испугался таким масштабом моего задания. Но, как говорится в русской поговорке: “Назвался груздём, полезай в кузов”, пришлось смирится с судьбой и взяться серьёзно за работу. Пришлось брать на дом литературу - описание оборудования и быстро осваивать эту информацию. Результат, к моему удивлению, был отличный. Я закончил задание раньше срока и всё оборудование работало, как полагалось . После этого, в течении полутора года, мне дали задания подсоединить 17 подстанций, машинных залов и водокачку. Особенно интересным проектом был прокатный стан Блюминга. Главной частью этого прокатного стана является реверсивный мотор в 3 000 лошадиных сил, который меняет направление своего движения в течении одной минуты от 1 000 оборотов в минуту в одну сторону на 1 000 оборотов в минуту в другую сторону. Для этого в машинном зале стояла целая батарея “амплидайнов”, т.е. “вращающихся усилителей”. Никогда не видя подобную установку, мне пришлось провести начальное испытание Блюминга, после завершения монтажа. Я сел в кресло оператора, у ног, которого были две громадные педали. Я нерешительно нажал на одну из педалей, и вдруг этот гигант двинулся, ускоряя вращение прокатных валов пропорционально нажатия педали. Постепенно отпустив одну педаль, я нажал на другую - и движение повторилось, но только в обратном направлении. Между прочим, механический монтаж этого цеха было проведено под руководством Юрия Цветаева, который уже был опытным инженером-монтажником в Советском Союзе. Конечно, опыт приобретённый мной на этом заводе - уникальный, и я уверен, что в любой другой стране меня в моём возрасте не подпустили бы и близко к таким проектам.
Автор с братом и сотрудником у мотора Блюминг Автор в 1948г.
Появились новые русские знакомые. В консепсионском университете, на кафедре химии, младшим профессором работал Леонид Павлович Балабанов. Он был из Москвы и до войны был доцентом на кафедре химии в Московском университете. Он был активным членом НТС (Народно Трудовой Союз), в который поступил и я в Зальцбурге в 1945 году. Мы подружились и он нам в многом помог, в частности с переездом семьи из Сантьяго. Вскоре к нам на завод поступил русский инженер-электрик Иван Дмитриевич Иванов, которому я помог через моего начальника поступить к нам на завод, и он работал в том же отделе. Инженер-механиком работал Юрий Цветаев и Юрий Попов в инженерном конструкторском отделе. Оба приехали со вторым транспортом. Юрий Цветаев был из России, Юрий Попов русским эмигрантом из Югославии.
Вскоре удалось перевести семью в Консепсион, на квартиру в дом, который стоял во дворе дома, где жил Леонид Павлович. Я наконец увидел Люсеньку, которой было уже месяцев шесть. С нами жила и Анна Иосифовна.
Леонид Павлович был холостяком и занимался спортом, играя в волейбол и теннис. Я также начал играть в волейбол в ИМКЕ. Вскоре мы организовали и русскую команду. Я заказал форму чёрно-оранжевого цвета, под цвет российского военного георгиевского ордена. Юра Цветаев был нашим лучшим игроком, особенно хорошо он “резал” мяч, хотя и был сравнительно небольшого роста. Во время одного матча, я был с правой стороны у сетки, и решил принять довольно высокий мяч с противоположной стороны. Игрок сзади, не ожидая, что мяч возьму я, подбежал и подбил мне ногу. Я неудачно упал на левое колено, сильно повредив его. Колено выскочило из чашечки и я лежал на полу и не мог подняться. Подбежал один из тренеров, вставил колено в чашечку. Меня отвезли в больницу, где вставили всю ногу в гипс. С этим гипсом я ходил несколько месяцев, после чего у меня его сняли и мне пришлось усиленно заняться особенными упражнениями, чтобы восстановить мышцы этой ноги.
Автор в каяке на озере Сан Педро Женя Мордвинкина с дедушкой и дочерьми
Леонид Павлович был ярым рыболовом и мы часто ходили на рыбную ловлю на озёра “Сан Педро”, по другую сторону реки Био-Био. Вместе смастерили каяк на двоих и иногда ходили на нём даже под парусом. Однажды, во время летнего отпуска, поплыл я на каяке на рыбалку. Завёл лодку в камыши, чтобы меня за заносило ветром, и забросил удочки. Сижу и любуюсь окружающей меня природой. Кругом людского присутствия не видно и неслышно. Вдруг дёрнуло одну удочку и быстро потянуло её. Я вскочил, пытаясь схватить её. Но каяк перевернулся и я оказался под лодкой, как под колпаком. Дна я не мог достать и перевернуть каяк, несмотря на все усилия не мог, так как этому мешали камыши. Беспомощно барахтался я несколько минут, выбиваясь из сил. Наконец, на исходе моих сил, мне удалось перевернуть каяк и выплыть из камышей. Подталкивая каяк, доплыл до берега, где я пролежал около часу, пытаясь восстановить мои силы. Взяла меня досада, что я мог так легко погибнуть при таких самых глупых обстоятельствах.
Вскоре удалось получить квартиру в том же лагере, куда я был определён по поступлении на работу. Обещали дать лучшую квартиру, как только освободится, в заводском посёлке под названием “Лас Игерас”, за холмом от завода. Женя опять забеременела и у нас родилась, ещё в заводском лагере, Танюша. Вскоре нам дали квартиру в посёлке “Лас Игерас” и мы переехали в старый дом, который раньше принадлежал помещику этого посёлка, до того как завод купил, окружающие завод, частную землю и дома. Сюда переехали и Цветаевы и Ивановы и у нас образовалась маленькая русская колония, где мы справляли своим тесным кругом дни рождения, именины, крестины. Так как я сейчас мог ходить на работу пешком, я приходил домой и на обед.
Приблизительно через год, Женя опять забеременела, но на этот раз начала ходить к местному генокологу. Я до сих пор не знаю, что Женю навело на эту мысль, но она решила сделать аборт. Я сильно запротестовал, особенно потому, что ожидал сына. Пришлось пригрозить доктору, что буду его судить, если он сделает аборт. Очевидно, это помогло. Однажды, часов в три утра, меня разбудила Женя и сказала, что у неё начинаются периодические приступы - признаки родов. Машины у нас в то время ещё не было. Пришлось выйти на шоссе, которое было в десяти минут ходьбы от нас, чтобы поймать такси. К счастью, долго ждать не пришлось и я приехал на такси за Женей и отвёз её в больницу. Утром у нас родился сын Коля.
Семья Мордвинкиных в 1952г. Людмила, Татьяна и Николай Мордвинкины в 1955г.
Несколько лет подряд я стал брать заочные курсы по электроники. Закончил курс техника и получил диплом от “National Schools” из Лос Анджелеса, Калифорнии. Начал электронные инженерные курсы “Capitol Radio Engineering Institute” в Вашингтоне. На работе всё больше внедрялись электронные приборы, и у меня опыт на электронном поприще всё время расширялся. Частным образом я чинил радиоприёмники, медицинские приборы и коротковолновые передатчики. Стал радиолюбителем с позывным кодом “CE5DD”. Достал поддержанный коротковолновый приёмник, который я обменял за немецкий 9 мм автомат, который я уже не помню как приобрёл, но помню что патроны к нему было очень трудно достать. Собрал радиопередатчик на 50 ватт, на частоте 40 метров. Электроника меня начала интересовать больше чем электротехника. Представились большие возможности в промышленности, так как специалистов в промышленной электроники в Чили было очень мало. Фабрика консервов предложила мне очень льготный проект, где я мог получить около 2-х процентов с их оборота, если я создам систему контроля качества консервов, который обеспечила бы требования государственного контроля. По смыслу подход был довольно простым: нужно было обеспечить минимальную требуемую температуру в консервной банке в середине автоклава. Для этого мне нужно было вложить в середину автоклава в консервную банку термопару и записать температурный режим. Конечно, сейчас я бы это сделал в течении часа. Но в то время, транзистор ещё не изобрели, а сделать усилитель постоянного тока с электронными лампами оказалось не просто. Короче говоря, я с этим проектом не справился, чем был очень разочарован. Решил, что у меня недостаточное инженерное образование и единственный выход из этого - поехать в США и закончить высшее электронное инженерное образование. Во время отпуска, поехал в Сантьяго, зашёл в американское посольство и подал прошение на эмигрантскую визу. В посольстве мне сказали, что придётся ждать очередь на выезд несколько лет. Решил, что ждать не могу. Единственный выход - открыть свою электронную мастерскую и усиленно заняться заочным курсом. Я ушёл с работы на сталелитейном заводе и открыл свою мастерскую в Консепсионе с финансовой помощью Леонида Павловича Балабанова.
Когда я бросил работу на заводе, нам пришлось отдать заводу квартиру и переехать на частную квартиру в Консепсион. Я снял помещение для лаборатории и вместе с партнёром-чилийцем Арманом Посо. Арман также работал в лаборатории на заводе. При лаборатории открыли магазин, где продавали электронные детали и комплектующие, а также радиоприемники и усилители.
После двух лет старания, поставить мастерскую на ноги не удалось и я решил это дело бросить. В это время я получил предложение от английской компании, которая владела угольными шахтами в 16 километров от Консепсиона. Им нужен был техник с моими знаниями подстанций и автоматического контроля. Меня приняли на должность начальника отдела по обслуживанию подстанций и цеха по сортировки угля. Проработал я на этой шахте около двух лет. К сожалению, после этого срока меня уволили, так как профсоюз хотел выставить мою кандидатуру в директора профсоюза, а администрация зная мой прямой характер - меня уволила.
Автор с детьми в 1954г. Дети автора в 1955г.
Я решил возобновить мои начальные планы и постараться выехать в США, или найти работу на электронном заводе. Я поехал в Сантьяго и зашёл в американское посольство, узнать о моём прошение о получении визы. Удалось получить аудиенцию у консула, который очень удивился, так как моего прошения он не видел. Между прочим за этот срок, многие мои знакомые уже уехали в США, подав прошение на визу приблизительно в то же время. О моём прошении не было никакого прогресса. Консул вышел на минутку, и возвратившись, сказал что нашёл моё прошение, но оно лежало сверху других. Оказывается, чилиец-служащий в консульском отделение был коммунистом и перекладывал постоянно моё прошение, чтобы оно не попало к консулу. Из за моей антикоммунистической деятельности в Чили, чилийская компартия поставила меня на чёрный список. Хотя дата на моём прошении была трёхгодовой, консул очень извинился и сказал, что может дать мне только туристическую визу, так как в университет я ещё не был записан. Я решил воспользоваться этой возможностью и получил туристическую визу на шесть месяцев.
Вылетел я в США в конце ноября 1958 года.
Этим закончилась моя южноамериканская эпопея.
<< Назад